Внешность
Зой невысокая. Пожалуй, даже слишком невысокая, потому что, чтобы дотянуться до верхней полки в магазине, приходится закатывать рукава огромной толстовки и вставать на носочки. И то, даже при таком раскладе, уверенности в достижении результата нет никакой. А еще она худая. Настолько худая, что сильный ветер сдувает её буквально с первых секунд, а ощущение тяжести после еды приходит с первым же куском. Но назвать её худобу перебором язык не поворачивается – кожа не обтягивает кости девушки так, словно она нацепила на себя латексный облегающий костюм телесного цвета и забыла об этом. Скорей всего, это больше правильная, нормальная худоба, и вполне естественная для неё.
Зой любит себя, пожалуй, даже слишком. Именно поэтому нередко достает из кармана куртки уже как два года неработающий телефон, заглядывает в него и поправляет короткие рыжие волосы, забирает их за уши, красуется. И даже в апокалипсис пытается выглядеть эффектно. Согласитесь, кому захочется встретить свою смерть растрепанной, грязной, и, «вот тут еще запекшаяся чья-то кровь, надо оттереть». Но не брезглива, нет.
А еще у Зой красивые голубые глаза. Ну, то есть, глаза как глаза, но Зой они нравятся. Девушка говорит, что они очень даже неплохо контрастируют с ее бледной кожей, будто бы не видевшей света уже давно. На деле же Зой, сколько бы времени ни провела на солнце, не загорит. Может быть, кожа начнет шелушиться, но приобретать золотистый цвет не будет.
Из вещей же предпочитает что-то, что не будет сковывать движения, если вдруг придется бежать куда-то от орды зомби. Зой и так этим занимается почти каждый день, поскольку быть съеденной не хочет, равно как не хочет превращаться в точно такое же бездумное существо. А еще при ней всегда огромный рюкзак, в котором, правда лежит, укулеле, странный хомяк без одного глаза, сломанный пистолет, оставшийся от отца и несколько пачек сигарет, вытащенных довольно давно из заброшенного торгового центра. Зой курит, но по чуть-чуть, потому что боится, что пачки слишком быстро закончатся, а впереди еще долгая дорога жизни. Остальные вещи раскиданы по карманам толстовки, потому что именно они представляют собой самую, что ни на есть серьезную ценность для рыжеволосой девушки.

Характер
Считая себя слишком простой для всей суматохи, Зой лишь выполняет то, что ей скажут, в глубине души мечтая о том, чтобы поскорей все это прекратилось. Ей нравится жить свободной жизнью, навязанной отцом с младенчества. Группировка – это оковы, сжимающие ноги и руки до крови, и именно поэтому Зой принадлежит самой себе.
Однако клетка не повод замыкаться, грустить и ненавидеть окружение. Зой никогда не хотела идти по стопам отца, пусть её взгляды и были навеяны им. Зой тянется к другим, с интересом изучает их, задает прямые вопросы, либо с пренебрежением морщит нос. Она излишне эмоциональна и весела. Казалось бы, дай ей волю, и она поглотит своим оптимизмом всё на своём пути.
Боевита, правда, в большей степени отдает свои навыки слежке, поскольку тощее тельце не дает прекрасно пуститься в сражение. Конечно, за свои идеи будет стоять горой, и, не дай Босх, кто-то скажет слово против. Как бы ни были глупы её идеи, Зой их считает самыми лучшими. Это буквально единственное, что держит рыжую на плаву.
Зой любит сквернословить. Для нее нет каких-то ограничений в речи. Не считает нужным относиться с особым уважением к тем, кто будет повыше в должности, либо постарше. Все на одно лицо. Или морды, смотря кто перед ней: друг, аль неприятель. Все они родились таким же путем, таким же путём и росли. И плевать ей, что кто-то поднялся по жизни, а кто-то остался на низах. Никаких правил приличия не знает, да и если бы хотела знать, то никогда не выучила – слишком уж это скучно.
Однако, Зой до чертиков боится любой ерунды, которую объяснить не может. Со стола упал стакан? Разбился? В комнате нет сквозняка? Это проделки духов! Существуют духи? Нет. Тогда кто виноват!?
Биография
А у Зой в кармане пачка сигарет, а впереди – неизведанный мир. А у Зой в сумке спрятан травматический пистолет, лицензия на который давно потерялась, а под ногами парочка трупов. Живых трупов. Зой не думает о мертвецах, она весело смеётся и перешагивает очередного, кидая шутку, навроде «смотри-ка, прямо к ногам падают» и треплет пушистый загривок своего пса.
Роттен давно перестала воспринимать мир всерьёз, ещё до момента с эпидемией ей казалось, что здесь что-то замешано не то. Этот мир нереален, всего лишь чья-то шутка, игра. И именно поэтому она хватается в свои четырнадцать за первую сигарету, выливает в стакан свой первый винный напиток и ползёт на крышу частного родительского дома, по пути прислушиваясь, не проснулись ли мать с отцом. Мать – серьезный человек, и Зой не должна её подвести. Она не должна скакать перед прохожими в не адекватном состоянии, не должна опускаться до матных крепких словечек в их адрес, а также не должна вести себя чрезвычайно плохо. Плохо в понимании миссис Роттен – это связываться с никудышными компаниями, задерживаться допоздна и не делать домашнее задание. А еще Зой должна ложиться вовремя, но девочке откровенно говоря плевать, что на часах уже три часа ночи, что планка времени уже перескочила воскресение и грозит недосыпанием. Зой на своей волне, чему всегда учил отец.
Отец – бывший заключенный, и Зой Роттен гордится им. Она до сих пор не понимает, как мать могла выбрать себе в мужья такого отвязного мужчину, но благодарна ей за это. Тяжко жить, если в семье тебя никто не понимает. Кроме бати, конечно. Батя и учил Зой буквально с рождения всему хорошему, что он знал. Он рассказывал про жизнь, делился какими-то новостями, гулял с маленькой Роттен, рассказывал о созвездиях и правилах жизни. Вой была в восторге, а отец – в алкогольном опьянении. Но им было все равно – другого мира словно не существовало.
Зой свободна. Она может распахнуть руки, закрыть глаза и поддаться дуновению ветра. Она может встать на самый край крыши, станцевать, может громко смеяться, а может просто упасть камнем вниз – её никто не держит, и от этого чувства, неожиданно, хорошо. Она предоставлена самой себе, и никакие глупые материнские наезды не смогут ей помешать. Сколько бы миссис Роттен ни пыталась учить Зой манерам – девчушка так просто не сдастся ей.
«Для твоих опытов у тебя есть Алекс», - смеётся Зой за ужином и тыкает пальцем на брата, спешно поедающего брокколи. Зой не любит брокколи, а Алекс не любит Зой. Говорят, для близнецов это нормально, но Зой лишь пожимает плечами и фыркает. Она не знает других близнецов, поэтому действует по наитию. И так, как учит её отец.
Впервые она берёт в руки пистолет в двенадцать лет. Тогда, наперевес с тяжеленным школьным портфелем, она спешно покидает русскую школу, сжимает ручки в кулачки и кого-то высматривает. Отец обещал, что встретит ее с каким-то сюрпризом ко дню рождения, но пока Зой никого не видит. Ноябрь и без того является холодным месяцем, а от мысли, что тебя бросили, Зой начинает мелко дрожать. Не согревает даже теплый пуховик, любезно подаренный с утра матерью.
Наконец, девушка замечает две светящиеся точки, приближающиеся к школе – фары отцовской машины. С безграничной радостью, Зой кидается к отцу, садится на переднее сидение и начинает рассказывать о том, что же она проходила сегодня в школе. Отец таинственно молчит, кивает головой и подкуривает сигарету. Он везёт её в тир, хочет научить свою дочь защищаться. Бишоп словно знает, что ожидает этот мир в дальнейшем, поэтому не теряет ни минуты.
Пистолет холодный, липкий от потных ручонок. Зой молчаливо разглядывает его, а в глазах – непонимание. Она никогда не думала о том, что хоть раз возьмет в руки оружие, учитывая тот факт, что отцу строго настрого запретили подходить в подобного рода игрушкам. Но это же тир, верно? Здесь все не по-настоящему. И Зой, весело рассуждая о чём-то своём, стреляет в движущую мишень. Осечка. Она не попала. В глазах двенадцатилетней уставшей школьницы не видно разочарования – есть только азарт и еще больший интерес.
Когда Зой стукнуло семнадцать, отец исчез, просто ушёл из дома. Собрал рано утром все свои вещи, потрепал малышку по голове и ушел. Зой прекрасно помнит тот день – Алекс, хмуро смотрящий в пол и мать, убивающаяся на кухне. Казалось бы, весь дом прочувствовал трагедию, случившуюся в семье Роттен. Тот, кто подбадривал и держал на плаву каждого, испарился точно так же, как исчезает утренний туман – внезапно, без намёка на возвращение.
После этого жизнь покатилась с горы. Алекс связался с плохой компанией, мать бросила свой бизнес и запила, а Зой закончила школу. Она стояла на сцене с другими учениками, сжимала в руках аттестат и с надеждой в глазах пыталась найти того, кто научил её жить. Бишопа нигде не было.
Когда жизнь начинает кардинально меняться, ты чувствуешь заранее, что в воздухе провисает напряжение. Такое склизкое, охватывающее всё и всех, сжимающее за горло. То же чувствовала и Зой, когда поняла, что что-то не так. Ей только стукнуло восемнадцать, и, казалось, надо развлекаться на полную, чтить традиции и купаться по фонтанам. Но Зой не могла радоваться и праздновать, и дело было даже не в отсутствии Бишопа. С миром что-то происходило.
«Сначала Дэвид залетел к нам в комнату и велел спрятать детей» - взревела женщина из телевизора на кухне в тот самый момент, когда Роттен потянулась за соком. «А потом он накинулся на меня, сжимая своими руками и стал душить. Я видела его глаза. В них горело бешенство, горело желание и какая-то безысходность»
Вести из-за границы, из родного города семьи Роттен всегда были до безумия странными, но именно сейчас и именно эта новость почему-то так сильно поглотила рыжеволосую, потянула за собой. Стоя с лимонным соком, девушка не смела и вздохнуть, рассматривая жуткие кадры, показанные обеспокоенными журналистами. Кровь. Там везде была кровь. Кто-то говорил о распотрошенных соседях, а кто-то и вовсе не мог связать два слова, смотря в камеру так, словно он был умалишенным. То, что эта чертова болезнь распространится по всему миру настолько скоро, Зой еще не знала. Предпочитая думать, что все это происки журналистов, она игнорировала любое странное поведение окружения, стремилась как можно скорей вернуться домой и, более того, запереться в комнате. А скоро, из-за навязчивых мыслей о том, что что-то идет не так, и вовсе стала поддаваться паническим атакам, оседая на пол квартиры и сжимая зубы на руке, чтобы не было слышно всхлипов. Зой чувствовала неизвестность, и эта неизвестность ее пугала.
Наверное, поэтому, эпидемию в городе рыжеволосая встретила как-то необычайно легко. Изведя себя максимально еще до начала той, она уже не могла ничему удивляться. И когда её собственный брат стал пожирать мать, она просто схватила пистолет Бишопа и вышибла мозги сначала одному, а затем и второй. Просто так. За компанию. Потому что Зой так захотелось. Конечно, после такого Зой дважды встречалась со стеной позади её (отдача – штука такая), а на второй раз и вовсе непроизвольно засадила стволом в глаз. После же снова скатилась по стене и разревелась, завывая в доме так, что, наверняка, призвала бы к себе толпы зомби. Если, конечно, не сбежала бы вовремя. А она сбежала. Сбежала, да прихватила с собой маленькую соседскую собаку, которая пыталась поначалу укусить за ногу проходящую мимо старушку, что до этого и со скамейки-то во дворе встать не могла, постоянно оскорбляя за спиной Роттен и называя ее «нервной куртизанкой, приехавшей из своих Лос-Анджелесов, чтобы отваживать наших мужиков».
Собаку никак не звали. Конечно, нет, может быть, в прошлой жизни она была каким-нибудь Бобиком, когда валялась на хозяйских диванах, но не сейчас. Сейчас это просто пёс. Так и живут Зой и пёс. Душа в душу, сердце в сердце. И выживают, с трудом находя себе пропитание и кочуя от центра к центру, от подвала к подвалу. Но жить-то надо, а не то какой-нибудь странный рычащий человек подойдёт и надругается над обоими. А Зой этого уж очень не хочется.
А вот Зой уже... А чёрт знает, сколько сейчас Зой. Главное то, что она всё еще жива.

Что будет с персонажем в случае вашего ухода/пропажи?
персонаж будет жить, будет всех радовать своим присутствием и шутить какие-нибудь пошлые и не очень шуточки. не убивайте,
короче: можете руку оторвать, например, но не убивайте.

Отредактировано Zoe Rotten (2017-09-08 11:02:54)